Он знал, какую фразу нужно сказать, чтобы убедить Рашковского. Тот взглянул на Кудлина, затем кивнул в знак согласия:

— Хорошо. Пусть будет после моего отъезда. Я думаю, что мы скоро узнаем о том, как потеряли близкого друга. Я правильно думаю?

— Ты всегда правильно думаешь, — улыбнулся Кудлин, — пойдем в дом. А то ты вон в одной рубашке, можешь простудиться. Где твой Акпер, почему он тебя в таком виде выпускает?

— Вон он, у ворот стоит, — кивнул Рашковский с улыбкой. — Ему все время чудится, что меня могут застрелить. Он даже тебя немного подозревает.

— Ну и правильно делает, — сказал Кудлин, вглядываясь в темноту. В отличие от Рашковского он не увидел там никакой тени.

Глава 32

Она почти не спала в эту ночь, собирая вещи. Перемены были столь стремительными и быстрыми, что она все еще не верила до конца в одержанную победу. Первую часть задачи она выполнила, сумела устроиться на работу. Лишь приехав домой поздно ночью, она призналась себе, что волновалась так, словно действительно проходила серьезное испытание для настоящей работы. К ее изумлению, в квартире она не нашла Циннера. Давал ей возможность спокойно отдохнуть. Но уже в семь часов утра ее разбудил требовательный звонок в дверь. Циннер стоял на пороге в спортивном костюме и домашних тапочках. Она открыла ему дверь, успев накинуть на себя легкий халат, и, когда он вошел, недовольно передернула плечами.

— Лучше бы вы зашли ко мне вчера вечером, — в сердцах сказала сонная Марина. — Я все равно почти не спала всю ночь. Только заснула, и вот вы явились.

— Можете принять душ, а я вас подожду, — великодушно согласился Циннер, проходя на кухню. Очевидно, он решил сделать себе кофе. В отличие от нее он чувствовал себя спокойно и уверенно.

— Вы оставались здесь? — спросила она, проходя в ванную комнату.

— Конечно, — крикнул Циннер, — иначе нельзя. Люди Фомичева следят за домом. Они все еще вас проверяют.

Она сняла халат, ночную рубашку. Встала под душ. Сильная струя прохладной воды приятно обжигала кожу. Она не закрыла дверь, чтобы слышать возможные вопросы Циннера.

— Они предложили вам поехать с ними в Англию? — спросил Циннер.

— Предложили, — крикнула она, — я сейчас выйду и подробно расскажу вам о том, как проходила наша беседа. Мне кажется, что Рашковский остался доволен.

— Если учесть, что вы ему нравитесь, ничего удивительного, — сказал Циннер.

— Что? — переспросила она.

— Вы ему нравитесь! — громче крикнул Циннер.

Она улыбнулась. Провела рукой по плечу, смывая оставшееся мыло. Подняла голову. Ей было приятно, что он так сказал. Ей было очень приятно сознание этого факта. Внезапно она почувствовала себя неуютно, словно на нее кто-то смотрел. Она не стала закрывать занавески, отделяющие ванну от всего пространства. Марина резко обернулась. На пороге стоял Циннер с дымящейся чашкой кофе в руке. Он внимательно смотрел на нее. Именно это и было неприятнее всего. Он смотрел на нее изучающе, словно на выставленный товар. В его холодном взгляде не было никаких чувств, никакого интереса.

— Отвернитесь, — спокойно сказала она, не закрываясь.

— Прекрасно, — ответил Циннер, — именно такая реакция у вас и должна быть. — Он продолжал спокойно говорить, глядя на нее: — Вы должны не стыдливо закрываться, как девочка, и не визжать, как испуганная барышня. Вы взрослая, уверенная в своих силах женщина. И в красоте своего тела, — добавил он, делая шаг назад и закрывая дверь.

— Сволочь, — прошипела она, хмыкнула и снова встала под струю душа. Через пять минут она уже сидела на диване, подробно рассказывая о вчерашней встрече. Циннер внимательно слушал, почти не перебивая. Эпизод с картинами он одобрил, однако заметил, что подобные импровизации должны быть исключены в будущем.

— Они уже обратились в посольство с просьбой о визе, — сообщил Циннер, — сегодня днем самолет прилетит в Москву. Девочку уже подготовили к перелету. Значит, сегодня вы улетите вместе с ними в Англию.

— И больше не увижу вас, — сделала лживо-скорбное лицо Марина, — и не услышу ваших полезных советов.

— Иногда вы ведете себя как маленькая девочка, — сухо заметил Циннер. — Начнем с того, что я полечу в Лондон за вами, чтобы быть рядом. Это первое. И второе: ваше не совсем адекватное состояние для новой работы. Вы слишком откровенно радуетесь. Он вам нравится?

— Кто? — Она переспросила, понимая, что этого не стоит делать. Но ей хотелось выиграть время. — Как я должна отвечать? — спросила Марина.

— Никак, вы уже ответили, — сказал Циннер, — поймите, что у вас очень важное задание. Нам нужны его связи, круг его знакомых, его возможные контакты. Для этого вас так долго внедряли в его ближайшее окружение. Я не могу даже назвать приблизительной суммы, в которую можно оценить нашу операцию. Неужели вы думаете, что все это делалось для… — он замялся, ища подходящее слово, и наконец вспомнил: — …для забавы, так, кажется, говорят русские.

— Я должна его ненавидеть? — устало спросила Чернышева.

— Конечно, нет. Это очень хорошо, что у вас будет внутренний эмоциональный контакт. Но вам нужно всегда помнить о своем задании. Вы слышали про наши операции в Западной Германии, когда мы засылали молодых красавцев для контактов со стареющими дамочками?

— Вы же читали мое дело, — он обладал удивительной способностью сразу возвращать ее на землю, — и знаете, что я провела несколько подобных операций.

— Знаю. Поэтому и напоминаю. У нас почти никогда не было проблем с мужчинами и почти всегда были проблемы с женщинами. Для мужчины, выполняющего задание, на первом месте — цель, удовлетворение от выполненной работы, радость самореализации. У женщин в случае появления подлинного чувства все прочее отбрасывается. Напрочь. Есть теория, что женщина любит яичниками, а мужчина мозгами.

— Вас бросила жена, и поэтому вы такой женоненавистник? — безжалостно и грубо спросила Марина.

Циннер задумался. Он анализировал слова Чернышевой.

— Хороший ответный удар, — сказал он, — но холостой. У немцев не бывает таких диких страстей, как в вашей стране. Мы более холодные и рассудительные люди.

— Извините, я не хотела вас обидеть. Просто вы меня достали…

— Ваша влюбленность делает вас еще более привлекательной. Но учтите, что Рашковскому не нравятся слабохарактерные существа. Это важно в ваших с ним отношениях. Будьте осторожны с Кудлиным, он будет вас ревновать к Рашковскому. Старайтесь меньше общаться с женой Рашковского. Только в крайних случаях. Мы собирали на нее специальное досье, должен сказать — ничего приятного. Типичная хищница — умная, хитрая, способная на любую пакость, чтобы сохранить свое положение. Это ее второй брак и далеко не второй мужчина в жизни. Поэтому она будет бороться за свое счастье, как кошка. Если почувствует в вас конкурента, безжалостно расправится. Не обязательно физически.

— Понимаю.

— Теперь обговорим нашу систему связи. Главное правило — у вас не должно быть с собой ничего подозрительного. Абсолютно ничего. Ваш багаж могут досматривать не только таможенники.

— У меня два чемодана вещей. Хотя я подозреваю, что в Англии мне придется делать покупки. Во всяком случае, платья для коктейля у меня нет и никогда не было.

— Покупайте, — согласился Циннер, — и помните, если вы поедете в Париж, мы постараемся убрать оттуда вашего «сына». Поэтому о поездке в Париж предупреждайте нас хотя бы за день, чтобы мы успели подготовиться.

— Не понимаю, зачем? Вы ведь послали туда своего человека.

— Именно поэтому. Вы можете что-то не предусмотреть, сыграть не так, как нужно. Вы знаете, как любят работать следователи с двумя обвиняемыми? Один человек может врать достаточно долгое время, но два человека не могут врать никогда. Они просто не смогут договориться обо всех возможных деталях из того, о чем их может спросить следователь. И тогда разоблачение неминуемо.

Циннер просидел у нее до восьми утра. Когда он ушел, она, совершенно разбитая, пошла в спальню, чтобы собрать чемоданы. В половине девятого во двор въехала ее служебная машина.